Этот крик запечатлевается в моей памяти, как и ощущение крепко сбитого, чрезвычайно упругого тела. Мне, кажется, не унять его. Я грубо прижимаю его к земле, боясь отпустить, а он выкрикивает свои страшные слова.

И вдруг он стихает, распадаясь в безвольную массу. Поднимаю его на руки и несу к машине. Он шепчет: "Я не могу больше, не могу…"

Когда я уложил его на сиденье возле себя, только тогда заметил, что двигатель не отключен.

Назад мы ехали едва ли не на двадцати километрах в час. Я мял правой рукой его за плечи и говорил, говорил…

Спать положил его у себя в номере, на диване. На oвсякий случай запер дверь на ключ, а ключ спрятал под подушку. Но Сашка все равно ушел. Когда я заснул, он спустился с четвертого этажа по отвесной бетонной стене и всю ночь просидел на скамейке у Волги, не машины, а настоящей Волги. Если эта гостиница и сейчас стоит – река течет от нее метрах в трехстах…

Глава 252.

И вот последнее доказательство, для меня совсем последнее.

Восемнадцатое октября, зал "Шибюйя" (иногда пишут – "Сибуйя").

На взвешивании мой вес 136,4 кг, Жаботинского– 154,45, Шемански – 120,9, Губнера – 125,45 кг.

"В последний день турнира зал "Сибуйя" был в осаде. Он мог вместить только три тысячи зрителей, а жаждущих присутствовать при споре самых сильных людей планеты было в несколько раз больше. Интерес к выступлению штангистов тяжелого веса подогревался японской прессой, которая предсказывала небывалую битву за звание сильнейшего между советскими атлетами Юрием Власовым, Леонидом Жаботинским и американскими – Норбертом Шеманским, Гэри Губнером…

Начало состязаний для наших атлетов было исключительно удачным. Губнер сумел выжать только 175 кг, Шеманский – 180, а Жаботинский с этой тяжестью справился шутя в первом подходе. Затем запорожец поднял 187,5 кг, с которых вступил в борьбу Власов.

Шорох удивления прокатился под сводами "Сибуйя", когда наши силачи заказали 192,5 кг. К сожалению, Жаботинский не справился с этим весом, а Власов выжал его довольно уверенно. И вот на штанге 197,5 кг, что на 1,5 кг выше рекорда мира, установленного Власовым в сентябре. Атлет мощным усилием вскинул снаряд на грудь, поднялся из подседа (не из подседа, а из "седа", так как вес загнал меня глубоко вниз.– Ю. В.) и выжал штангу на прямые руки (выжать и значит распрямить руки.– Ю. В.). Ассистенты с трудом тащат снаряд на весы. Есть новое мировое достижение!

Отличное начало должно было воодушевить Власова. Он впереди Жаботинского на 10 кг. Кроме того, Власов весит 136,4 кг, а Жаботинский 154,45 кг, то есть ему нужно отыграть в рывке и толчке 12,5 кг. Эта задача казалась невыполнимой. Однако успех в жиме в какой-то степени расхолодил Власова. В этом мы убедились, когда начался рывок.

Для первого подхода Власов заказал 162,5 кг, Жаботинский – на 2,5 кг меньше. После того как Жаботинский, справившись с весом, стал готовиться к следующему подходу, на арене появился Власов. И тут атлета постигло несчастье. Он легко взметнул штангу вверх (передача техники исполнения упражнения очень условная, неточная.– Ю. В.), но она упала. Не удержал над головой и во втором подходе.

Можно представить, что творилось в зале. И нетрудно догадаться, какое героическое усилие потребовалось от Власова, чтобы в решающей третьей попытке вырвать коварную штангу.

Власов избежал нулевой оценки, но он израсходовал все подходы, а Жаботинский сумел поднять 167,5 кг и затем сделал попытку поднять 172,5 кг. Но рекордный вес ему не подчинился. И тут на помосте снова появился Власов. Он просит четвертый, дополнительный подход. И – о чудо! Штанга легко летит вверх и застыла на прямых руках атлета. Власов на 2 кг побил свой же мировой рекорд, и это, пожалуй, была ошибка. Стоило ли тратить драгоценную энергию, которая так необходима для успешного финиша, ради рекорда?

По-видимому, Власов в какой-то степени недооценил силу своего соперника и поплатился за это.

Состязания достигли наивысшего накала, когда атлеты приступили к толчку. Никому из соперников наших спортсменов двухсоткилограммовый снаряд не подчинился, а Жаботинский, словно палку, поднял его с первой попытки. Власов начал борьбу с 205 кг, поднял этот вес и попросил установить 210 кг. А Жаботинский?

Он ждет. Ему нужна только "победная штанга". После того как Власов толкнул 210 кг, тренер Жаботинского Алексей Медведев попросил установить 217,5 кг. Неслыханный вес! Он на 2,5 кг выше мирового рекорда Власова. Столько же хочет поднять и Власов, но первым на помост выходит Жаботинский. Попытка оказалась неудачной – атлет не поднял штангу даже на грудь. Не справился с весом и Власов. Но борьба не окончена: у Жаботинского есть третий, зачетный подход. И вот стопятидесятипятикилограммовый богатырь снова на помосте. Жаботинский очень взволнован. Он полон решимости вырвать победу у своего друга и соперника. И на этот раз штанга поднята по всем правилам. Жаботинский – чемпион Олимпиады. Четвертый чемпион нашей команды! На помост поднимается Власов и целует Жаботинского: "Молодец, Леонид, я не думал, что ты возьмешь 217,5 кг, поздравляю!"" (Советский спорт, 1964, 19 октября).

Эти слова я не говорил, не мог сказать. Да и как кто мог услышать нас, если мы находились одни на сцене?

Я поздравил Жаботинского – не с радостью, а по долгу. Я представлял команду. Жадно, во все глаза следили за нами из зала и из-за кулис. Чувствам я дал волю после, когда, не дожидаясь никого, ушел в Олимпийскую деревню. Я уже был в правах частного лица.

Я был потрясен проигрышем, крушением надежд. Для меня в проигрыше заключалась величайшая несправедливость. Разве все дело лишь в золотой медали? А все поединки, а пройденный путь, а поиски пути?.. И еще много чувств-образов сковало воображение. Неужто за все – поражение?..

А поведение публики, знакомых, даже близких? Это зависание в пустоте. Этот восторг, который вдруг ни во что поставил весь твой труд. За всю исступленность тренировок вот этот вечер?

В каком-то бреду я шел сквозь дождь в Олимпийскую деревню. Душноватый, задымленный воздух окутывал фонари – тусклые, газовые шары. Поблескивали плащи. Автомобили гнали огни по мокрому асфальту. Рядом молча шагали Володя Голованов и Богдасаров. Он прихрамывал – память о минувших потрясениях.

Преданность спорта. Я еще не был научен немо делать дело, любить дело, а не мнение о нем других – этот суррогат любви и суррогат признания. И я был зол – я нес огромную силу, большую, чем у соперника, а ответить не сумел. Я давился огромностью силы. Я ненавидел ее за бесполезность.

У меня было одно желание: как можно быстрее вернуться домой – и сразу за книги. В той работе не будет подлогов смысла. Спорт казался мне подлогом смысла.

Глава 253.

Лишь когда писал эту книгу, прочитал отчет о соревнованиях атлетов тяжелого веса в Токио. Прочитал через пятнадцать лет. Я вообще потом ничего не читал о спорте. По разным причинам. Отнюдь не только из-за уязвленного самолюбия.

"…Вырвать победу у своего "друга и соперника…" Соперниками мы были, друзьями– никогда.

Причина моего поражения в том, что я вел борьбу со штангой, исключив человека. Были для этого основания. Все вместе это называется – недооценка соперника.