И еще я знал: 600 кг, ради которых столько испытано, практически открыты. Дорога к ним в основном пройдена.

Теперь, после выступления, я мог пустить в себя все мысли, снять запрет с любых чувств. Мог и смел.

Как долго продлится болезнь переутомления? Эта липучка мешает шагнуть в настоящие тренировки, а мне надо спешить. Я должен взяться за тренировки тотчас. После того, что случилось, тотчас. Соперники вышли на мой вчерашний результат. Разница в нашей силе –всего два года. Они готовы на мой результат 1960 года – значит, в два года способны достать меня, если я буду стоять.

Эта гонка – не исключительность моей судьбы. Таков всеобщий закон спортивной игры.

Трудно все это было назвать радостью победы. Я держался на внушении, что моя борьба с предельным напряжением, преодоление сопротивления среды нужны всем как часть их борьбы, часть общего движения. Победы большого спорта дают энергию для любой другой борьбы.

На этом чемпионате я совершил большую глупость. В Москве дал согласие передавать спортивные отчеты по дням соревнований для газеты "Известия". Это безумие! В репортажах я обращался к тому, о чем старался избегать думать. Надо было расспрашивать участников борьбы за призовые места, писать отчет и передавать по телефону в Москву, а это всегда было очень поздно вечером – ведь соревнования кончались к полуночи, а то и позже…

Я засыпал чуть ли не на рассвете. Тренер считал это грубой ошибкой. Еще бы, такой груз к лихорадке! Уж воистину: бог долго ждет, да больно бьет!

В Вене мне это удавалось делать иначе. Я передавал на другой день или сразу писал обзорный материал.

Но тут, в Будапеште, я вдруг ощутил, что это такое – совмещение груза ожидания соревнования с заботами репортерства. Ведь ожидание поединка – это предельное сбережение силы, предельно возможное успокоение перед взрывом силой…

Глава 157.

Собственно, что страшного в поражении? Конечно, задевает самолюбие. И все же…

Но тогда я внезапно ощутил, что проигрыш способен стереть весь труд. Ничтожным предстает прошлое перед мощью новой победы.

И вот это (раньше понимал, оказывается, чисто умозрительно), в какой-то мере надломило меня. Я начал считать то время, которое остается до ухода. Время ухода – Олимпийские игры в Токио. И ни дня больше. Я рассчитывал вложить в это расстояние сумму в 600 кг. Слишком много пройдено, уже утрачено невозвратно, чтобы не довершить бросок. И потом, я не успеваю с ученичеством в литературе.

Везде и во всем следовало спешить. Уплотнить время. Свести к наивысшей краткости…

Будущее же силы вообще, ее неиспользованность в полной мере при уходе из спорта на Олимпийских играх в Токио теряли значение. Эта игра не имеет конца…

Я бы уничтожил напечатанное в те годы. Слабое утешение в словах Б. Шоу: "Невозможно написать хорошую книгу, пока не напишешь несколько плохих".

Я писал после тренировок, соревнований. Время буквально воровал у силы, учился писать в ущерб и за счет силы, настойчиво печатал ученические работы. Знал – времени на учение не будет. Пока я атлет, это время есть, сила обеспечивает это время. И я торопился. Отнюдь не из жадности к успеху. Знал наверняка: никто другой не понесет на своих плечах бремя ученичества, кроме моей же силы. Только она обеспечивала ученичество. Спорт отнимал энергию, но давал время. Спорт награждал по-своему очень интересной жизнью, однако суживал интересы. Все подминали под себя тренировки, тысячи тонн "железа" и нервная, напряженная жизнь поединками.

И всегда присутствовал тот день – последний день, когда сила станет ненужной. Точнее, я для большого спорта стану чужим. День, назначенный каждому. Этот последний день.

И я спешил. В спешке приближал тот день и, главное, очень много терял в силе. Но другого выхода не существовало…

Спорту мировых результатов нужен лишь самый сильный.

Это всегда утверждает последний день.

Я не мог отделаться от мечты писать. Правда, не представлял, что это такое в действительности…

Опился я тогда силой. В душе уже зрела обида на необходимость прислуживать ей, быть не таким, каким хотел; жить не так, как хочу. Большая игра отнимала у меия мечты, заставляла говорить то, что я не хотел. Штанга, диски, рекорды присвоили мое имя. Меня оскорбляло, что без них я значу ничтожно мало. Я становился придатком "железа". И до меня ему не было никакого дела…

Легко сказать: пиши, спеши писать! А какой ты после тренировки, ведь вся энергия вычерпана. Какой кофе тебя возродит – все это байки… Пишешь мертвой рукой. И только сознание, что надо, что это – единственная возможность, не позволяет послать все к черту и лечь, лежать…

Но кто, кто пройдет этот путь вместо меня?

Глава 158.

Разбираю архив. Почему с этим человеком не поговорил? А вот с этим? А это что за история – такой человек, такие события!.. И поздно, поздно! Нет большинства в живых. Или разделяют страны.

И раздумываю: что же это за самодовольство – столько пропустил, не принял в себя! А потом, все та же правда той жизни: слеп был от усталости и усталостью. Все это видел, всех видел, а сил недоставало…

И еще: детский большой спорт вызывает глубокое сожаление. Я знаю силу переживаний в турнирах высокого класса, тяжесть тренировок, ограничения жизни ради результата. Что она оставляет подростку от жизни, что требует от него? Разве способен подросток дать себе отчет? "Ведь он участвует в большой игре взрослых. В игре по законам и правилам взрослых…

Уже после Нового года я прочитал и этот отклик парижской газеты. Он обрадовал. Значит, тогда, в Париже, все сложилось не так скверно.

"В сентябре в Будапеште будет разыгрываться первенство мира и Европы 1962 года. Власов, без сомнения, получит еще две золотые медали и установит новые мировые рекорды.

Французская федерация тяжелой атлетики пригласила Юрия Власова приехать после чемпионата во Францию для выступления в Париже, Лионе, Лилле и Марселе. Был предложен даже день первого выступления – в пятницу 28 сентября в парижском Дворце спорта. Советская федерация отклонила это предложение…

После напряженной подготовки к состязаниям и после усилий, проявленных на чемпионате, мышцы и нервная система атлета требуют отдыха. Власов дал доказательства своей силы и неутомимости во время парижского и финских выступлений, но такие опыты не следует повторять.

Этого исключительного чемпиона нужно бережно вести и хранить для Олимпиады 1964 года в Токио.

И все же мы не теряем надежды снова увидеть Власова в Париже.

Председатель Французской федерации тяжелой атлетики Жан Дам, который сообщил нам о решении советской федерации, сказал:

– На первенстве мира в Будапеште я поговорю с советскими представителями. Если Власов сможет приехать в Париж во время зимнего сезона, наша федерация берется организовать спортивный праздник, но нам необходимо участие Власов? чтобы создать подлинно грандиозное зрелище. Париж и публика хочет увидеть советского чемпиона в полной форме. Своей силой и обхождением он очаровал парижан…

Так или иначе, Французская федерация празднует в 1964 году пятидесятилетие своего существования. По этому случаю она организует в Париже чемпионат Европы (этот чемпионат состоится в Москве.– Ю. В.). Таким образом, парижане увидят команду лучших советских штангистов с Юрием Власовым во главе.

По этому поводу Чарли Микаэлис – директор парижского Дворца спорта сообщил нам перед своим отъездом на Канарские острова:

– Мы думали открыть сезон 1962/63 года во Дворце спорта выступлением Власова. К сожалению, этот проект неосуществим. Все же надеемся, что сможем представить парижской публике русского атлета, который, несмотря на свое короткое выступление на помосте нашего театра, произвел на всех большое впечатление своей мощью и великолепной техникой.

В утешение Микаэлис сообщил, что в ноябре на сцене Дворца спорта выступит знаменитая труппа И. Моисеева…"